Нет, но надо же было так вляпаться. Жизнь у неё и так не пирожок с повидлом, а она взяла да и запала как дурочка на взрослого и уж чересчур солидного мужика. Который к тому же, несмотря на всю свою взрослость да солидность, явно сам не знает, чего ему от Билли надо. То есть надо-то было ему вроде одно (спровадить надоедливую девицу), хотелось по-видимому совсем другое (эту же девицу да на ближайшей пригодной поверхности), а получилась в итоге какая-то трижды долбаная хрень.

«И будь я проклята, если сама полезу с этой хренью разбираться, — зареклась Билли, утыкаясь лицом в измятую подушку и честно стараясь угомонить разбушевавшееся воображение. — Я ж дитё неразумное, чего с меня взять-то?»

Прошло какое-то время, прежде чем она наконец провалилась в сон.

Именно провалилась. Как если бы под ногами вдруг захрустел обманчиво крепкий лёд, обрушился в воду, неумолимо сомкнулся над головой. Холод мириадами острых игл впивался в тело, леденил самое нутро; грудную клетку мучительно сдавило; всё вокруг заволокло мутной пеленой, перед глазами замелькали чёрные мушки. Билли силилась прогнать эту муть, выбраться, выплыть — но вместо этого камнем опускалась на дно.

На дно Билли не хотелось. Ну на фиг.

Проснулась она резко, рывком — и поняла, что задыхается.

Целая уйма сил ушла, чтобы просто сделать вдох. Билли захлебнулась воздухом, кое-как отдышалась, выматерилась вполголоса и резко села на постели. Рядом с ней сидел Бэзил, таращил на неё круглые глазищи и сердито бил по одеялу вздыбленным хвостом. Персик жался к его пушистому боку, сбившись в комочек, и мелко дрожал.

Стало быть, не только Билли здесь хреново.

— Грёбаные некроманты, — сипло выдохнула она, растирая ладонями лицо, мокрое от пота и гадко-липкое — кажется, от крови. Несложно догадаться, в чём дело: у магии смерти весьма специфический характер воздействия, волна сырой некромантии — чудовищный удар по вегетативной системе любого существа. Сердце частило вдвое, а то и сильнее; в носу противно хлюпало, во рту был вкус соли и железа; хотелось бежать прочь, как можно дальше от этого дома, от этого монстра

Билли с силой вгрызлась в собственное запястье. Боль немного привела в чувство, помогая отогнать вторую волну панической атаки. Некогда было сидеть и дрожать. По-умному следовало брать котов в охапку и валить подальше. А по-хорошему — пойти к Максу, привести того в чувство и вразумить чем-нибудь тяжёлым за то, что чуть их всех тут не угробил.

И Билли-шельма не была бы самой собой, если бы в кои веки решила поступить по-умному. Поэтому она спешно натянула на себя первое, что попалось под руку, и чуть не бегом направилась на третий этаж. Приводить да вразумлять.

Бездна знает, что там за кошмары снились Эгертону — по кровати он не метался, на помощь не звал и с виду вообще был этаким святошей. Только в простынь вцепился так сильно, что несчастная ткань едва не трещала, а от разлившейся по комнате магии, тёмной, густой и гадкой, впору было мирно складывать руки на груди и покорно помирать.

Невыносимо.

— Макс, — позвала она, с трудом подавив желание выйти в окно. — Макс!

Реакции предсказуемо не последовало — кошмар её смертоносным и пока даже не состоявшимся полюбовничком завладел основательно. К кровати меж тем приближаться хотелось примерно так же, как заводить дружбу с какой-нибудь кусачей тварью.

— Макс! — всё же подойдя, Билли едва не рухнула сверху — ноги держать отказывались. Тряхнула за плечо, выглядывающее из-под одеяла, поразилась, насколько ледяная у Макса кожа. — Мать твою, да проснись уже! Макс!

И он проснулся. Не от тряски и крика в свое ухо. Билли, понимая, что ещё немного — и её можно будет собирать в совок, отвесила ему пощечину. Звонкую, такую сильную, на какую вообще была способна, удивившую даже её саму. Чтобы через долгую секунду столкнуться с потерянным, напуганным, болезненным взглядом.

Безумным, если быть точнее.

27

Тяжёлая ладонь на затылок легла внезапно, сгребла волосы в кулак, сильно потянув, обнажая горло. Чувство беззащитности накатило вмиг, захотелось отстраниться, деться уже хоть куда-нибудь… Билли прикрыла глаза, спешно соображая, что делать, — и открыла, поняв вдруг, что её лба касается чужой, ледяной и взмокший, а губы щекочет заполошное дыхание.

— Макс, ну какого хрена? — забормотала она почти жалобно, обхватывая ладонями чужое мертвецки холодное лицо — разве только чуть потеплее там, куда пришлась оплеуха. — Всё хорошо, ладно? Всё хорошо, я с тобой… ты в безопасности… — не увидев никакого отклика, Билли резко выпрямилась и, стараясь унять нервную дрожь, как следует тряхнула Макса за плечи. — Да ты, сука, сам опасность ходячая! Слышишь, нет?! Живо вынул голову из жопы, я не собираюсь тут подыхать ни за хрен собачий!

Боги знают, подействовал ли на Макса её вдохновенный пассаж — в темноте не разобрать ни взгляда, ни эмоций на будто бы замерзшем лице, — но вокруг талии вдруг обвились ледяные руки, притянули и сжали так крепко, что впору задохнуться. И право слово, уж лучше сдохнуть так, чем от потока проклятой некромантской магии, от которой внутренности словно сдавливает невидимая рука… Ровно до тех пор, пока над ухом не раздалось тихое и хриплое «Прости», такое долгожданное, что захотелось расплакаться. Некроэнергия, злая, опасная и убивавшая Билли не иначе как целую вечность, исчезла. Не так быстро, как хотелось бы, словно Макс до конца не верил, что можно не быть больше смертоносным тёмным магом.

— Прости, детка, — наконец проговорил он уже тверже и увереннее. Отстранил от себя, глянул куда-то на одеяло и выдохнул, прежде чем посмотреть уже на Билли: — Ты… в порядке?

 — Ты чуть не убил меня, — отозвалась она со спокойствием, изумившим даже её саму. — Будь у меня проблемы с сердцем, я бы сдохла на месте, и тебе бы пришлось менять матрас в гостевой комнате. Как ты, блин, думаешь — я в порядке?

Было впору гордиться собой — она смогла неплохо так выбить из колеи эту грёбаную некромантскую рожу, судя по шокированному взгляду и совсем уж мёртвой хватке. Да только Билли даже малодушно порадоваться не могла: уж очень оно напоминало избиение младенца. И все моральные силы уходили на то, чтобы не закатить безобразную истерику.

Видят боги, Максу сейчас наверняка ещё хуже. Он не заслужил чужой истерики… ну ладно, может, и заслужил. Но Билли всё равно истерить не станет.

Нет, не станет.

Спешно (и не без усилий) стряхнув с себя чужие руки, она поднялась с места.

— Сейчас вернусь.

— Билли, я…

Она судорожно замахала руками, бестолково мотая головой, и, кое-как совладав с голосом, отрезала:

— Заткнись, Макс; просто заткнись нахер!

Как ни силилась она удержать себя в руках, а дверь ванной всё-таки хлопнула слишком громко.

Первым делом она на всю катушку выкрутила холодную воду и сунула голову прямо под кран. В сознании немного прояснилось, но по щекам всё равно текли злые слёзы. Чувствуя полное бессилие перед всей этой напрочь долбанутой ситуацией, и оттого злясь пуще прежнего, Билли неуклюже плюхнулась на пол и пару минут просто плакала, уткнув мокрое лицо в колени.

Только пару минут, честное слово. Дольше мотать сопли на кулак было просто некогда. Она поднялась, схватившись за бортик ванны дрожащей рукой, и ещё с минуту плескала ледяную воду себе в лицо, чтобы не напугать опухшей рожей своего без того припадочного некроса. И закопалась в шкафчик с зельями, что имелся в ванной комнате любого приличного мага. Зелий оказалась целая куча; благо всё было подписано, не пришлось искать по запаху. Три флакончика она опрокинула сама, ещё семь сгребла в пригоршню и потащила Максу.

Когда она вернулась в комнату, Макс уже сидел, спустив ноги на холодный пол и упираясь локтями в колени. Вид у него был совершенно потерянный, больной и такой… не коммандерский, что впору было разреветься снова. То ли от жалости к нему, то ли от жуткого осознания — ломаются даже такие сильные люди, как Эгертон. Билли не знала причины, не знала, насколько такое состояние вообще обычно для Макса; она, Бездна побери, вообще ничего о нём не знает!